– Сколько времени ты работаешь на Гришина?

– Месяц примерно. В редакции мне дали полтора. Я не стал раскрывать, над чем работаю, однако заверил, что по истечении сорока пяти дней предоставлю сенсационный материал. Собственно сенсация – это документально зафиксированные данные социологического опроса бывших военных. Представляешь, на экране десятки желающих пролить кровь. Они рассказывают о себе, правда чередуется с откровенной ложью – когда нужно превысить свою значимость и быть уверенным, что тебя примут в «армию». Десятки непростых жизней, судеб, историй.

– А как же Савицкая? – спросил Сергей. – Ее ты тоже встречал по заданию Гришина?

– В том-то и дело. И я подумал: может, набор легионеров связан с Кесаревым?

В другое время и в другой обстановке Марк сказал бы, что его осенило, однако спокойный говор журналиста и какая-то ленивая обстановка в его квартире навеяли иное определение. Он просто подумал, что если работа смычки Гришин – Щедрин не связана с беглым предпринимателем, то ее можно искусственно связать.

Не заглядывая в карман, Марк мог точно сказать, какой суммой располагает, и прикинуть, на сколько хватит ему этих денег. Он прибыл на родину по двум причинам: любая другая европейская страна, где Интерпол действительно работал, встретила бы Марка негостеприимно; а в России найти работу проще: предложить свои высокооплачиваемые услуги или осуществить личный проект.

– Смотрел «Звездные войны»? – неожиданно спросил Щедрин.

– Ну?

– Так вот: «Ты – моя последняя надежда, Оби Ван Кеноби». Я боюсь Гришина. Я в таком положении, что мне не у кого просить помощи. Чувствую, как только Гришин закроет контору, оставит в ней меня, дохлого.

– Почему ты согласился работать на него? У полковника есть что-то на тебя?

– Ничего. Меня даже шантажировать нечем. Детей нет, бывшая жена вышла за мента, дура. Мне действительно показалась интересной идея Гришина. По большому счету он молча обрабатывал меня, давал увязнуть поглубже. А захлебнусь тогда, когда узнаю цель.

– Жертву.

– Ну жертву, какая разница?

– Не вяжется, – заметил Марк. – Ты понимаешь, что тебя втягивают в нехорошее мероприятие, но продолжаешь думать над гуманным методом ФСБ, которая решила выявить преступников из бывших военных. – Сергей нашел ответ на этот вопрос и сам же ответил на него: – Себя успокаивал?

– Да, – признался Алексей.

– Завтра загляни в автосалон, – закруглился Марк. – Меня устроит «Ауди-А6» в пределах двадцати тысяч. Цвет черный или темно-синий. Подберешь, оформи на себя и выпиши доверенность на имя Земскова Сергея Михайловича.

Как и Гришин, Марковцев провел эту ночь без сна. А утром раздался телефонный звонок, и хозяин квартиры, клятвенно приложив руку к сердцу, а другой рукой зажав трубку, горячо зашептал:

– Тебя. Гришин. Откуда он узнал?.. Клянусь, Сергей!..

– Все нормально – это же не звонок в дверь. Дай трубку, ты ни в чем не виноват.

Марк впервые услышал густой бас полковника ФСБ:

– Сергей, мы стоим друг друга, нам нужно поговорить. П-подъезжай в контору, я жду тебя.

Глава VIII

ЧЕСТЬ И СОВЕСТЬ

20

1 декабря, суббота

Вот уже больше часа Марковцев слушает полковника и изредка качает головой, называя его про себя бунтарем. Он соглашается с ним и в то же время отказывается понимать. Да, они, как правильно заметил Николай, стоили друг друга, но еще больше дополняли. Даже внешне. Марк пришел к выводу, что, если сделать портретный снимок, Гришин будет выглядеть на фото негативом: светлые волосы c проседью, пронзительные светло-голубые глаза.

Как негатив, что подтверждалось в отношении Николая к родной организации.

Точно дополняли. Ибо один планировал то, что по силам другому.

И даже если бы в контору по найму обратились все военные Вооруженных сил, полковник отдал бы предпочтение именно Сергею Марковцеву. А причины все те же, свитые из размышлений Николая над судьбой и характером этого противоречивого человека. Действительно, без характера, а еще больше без судьбы, которая исхлестала бы вожжами, о любых навыках, тем более военных, говорить сомнительно.

Николай психологически точно составил липовый указ, делая упор на профи с криминальным прошлым. Надеясь на прощение, которое к тому же хорошо оплачивается, они выполнили бы любой приказ полковника ФСБ. А отказникам Гришин мог поставить жесткие условия: «Вы будете делать все, что я скажу. В противном случае вы никогда больше не увидите своих близких». Или поступить по-другому, делая упор на прошлое легионеров, которое ничем не отличается от их настоящего и будущего: как были они преступниками, так и останутся. Опять же, сменив тон, мог добавить: мол, я предлагаю деньги, и скажите спасибо, что вы имеете возможность беседовать со мной, а не со следователем в камере для допросов. И еще одно спасибо за то, что после теракта вы можете разлететься ко всем чертям.

Все желающие попасть в легионеры указывали в страховке самых близких родственников и их адреса. Страховка несла в себе двойной смысл, она усыпляла бдительность, заставляя и дальше верить, она же – тонкий и хорошо продуманный ход начальника отдела спецпрограмм. Кнут и пряник. И этот момент ускользнул от внимания Марковцева.

Гришин был ограничен в деньгах и отбирал легионеров из негодяев – определение полковника, – которые не были в ладу с законом. Это «честным» можно и нужно платить за работу, а негодяи отработают бесплатно.

– Ты правильно замыслил, Николай, – нарушил долгое молчание Марковцев, приметивший, что полковник в разговоре даже не пытался делать упор на человеческие качества, а просто говорил с ним открыто. – Замыслил правильно, только потерял бы в качестве. Негодяй негодяю рознь. В самый ответственный момент такой может наплевать на свою мать, сестру или жену. Я знал таких, поверь мне. Их бы проверить друзьями, но вот вопрос: есть ли друзья у негодяев?

Гришин промолчал. Он только поводил жилистой шеей: судя по всему, ворот явно нового шерстяного свитера доставлял ему неудобства. Мелочь на фоне массы неприятностей, которые грозили бунтарю. Если на Лубянке пронюхают о его инициативе, ему не жить. ФСБ готовила выдачу интернациональной террористической группы, а Гришин делал все, чтобы террористы не добрались даже до аэропорта. Божеские дела он решал дьявольскими методами.

Он не сказал прямо о том, что в развале дела по группе подрывников есть и его вина, однако болезненный корень ее обозначился в самом начале его повествования. Ему бы не следовало в далеком 1996 году браться за грязную работу по выкупу заложников, но как не выполнить приказ? Вот где корень зла.

Марк искренне удивлялся этому человеку и не решался спросить в лоб: «Коля, а кто-то из твоих родственников или друзей не погиб при взрыве, подготовленном диверсионной группой, за которую ты «хлопочешь»?»

Не спросил. Обидел бы? Дело не в этом, а в другом: Марковцев знал общий ответ: погибли люди, сотни людей. Может, оттого он общий? В корне – да. Но не обидный. И здесь круг замыкался.

– Мы напали на след п-подрывников два года назад, – продолжал Гришин. – Ты должен был слышать о 12-й бригаде Закавказского военного округа.

Марковцев покивал: одна из бригад спецназа почившего Советского Союза. Поминки получились невеселыми: пять сухопутных и одна флотская бригады отошли к отделившимся республикам, три расформировали. А из четырех оставшихся две были переданы из ГРУ в ВДВ.